Александр и Алестрия - Страница 38

Там, где вы проходите, смешиваются культуры, переплетаются языки, рождаются дети, наделенные умом иудеев, хитростью персов и жизненной силой македонян. Через тысячу, через две тысячи лет люди будут воспевать нашу великую армию, а ваши имена останутся жить в веках.

Я владыка Азии, но вы знаете, что я отказался от роскоши! Все мое — ваше. Я — ваш разум и ваш голос, вы — мои деяния, моя надежда, мое творение! Я и моя армия — суть единое целое! Мы хотим одного — проложить широкую дорогу к солнцу.

Нам нужна помощь греков, чтобы преуспеть. Мы нуждаемся в персах, побежденных нашей силой и поверивших в наши великие замыслы. Разность языков, обычаев, ритуалов и богов не важна. Александр объединяет их в единой истине: без него воины стали бы простым орудием смерти. С ним они прославляют жизнь!

Ну же, солдаты, повторяйте за мной:

Усталость проходит.
Тоску по родине можно унять.
В храбрости наша сила.
Река Инд рокочет и зовет нас!

Огромные деревья в семь обхватов толщиной заслонили солнце. Узловатые ветви, поросшие лишайниками и грибами, располагались на стволе горизонтально, поддерживая свисавшие до земли корни. Плющ толщиной с ногу взрослого мужчины обвивал стволы и, заполняя пустоты, поднимался к небу. Мы заблудились. Мы ходили по кругу и все время возвращались к началу пути. Карты подвели нас. Торговцев мы не видели целую вечность. Дорог тоже не было, их заменили листья — круглые, овальные, зубчатые, в форме перьев, рук и пик, а еще цветы, похожие на волосатый, жирный, сочащийся влагой зев, источающий душносладкий аромат.

Солдаты прорубали дорогу топорами и мечами. Продвигаться вперед было невыносимо трудно. С деревьев падали пиявки, впиваясь в не защищенные одеждой места. Стоило оторвать одну, как ее место тут же занимала другая — голодная. Ноги, располосованные ядовитыми колючками, распухли, сыпь так чесалась, что мы раздирали кожу до крови. Змеи кусали солдат, и те умирали от скоротечной лихорадки. Те, кто вопреки моему приказу пил воду из лесных озер, мучились желудком.

Наш поход грозил затянуться до бесконечности, и я прочертил на карте прямую линию до реки Инд. Я приказал выжигать лес там, где деревья образовывали непроходимую стену.

Огонь сделал свое дело, и солнечные лучи осветили лес. Тигры, обезьяны, змеи и стаи птиц спасались бегством от дыма. Полуголые мужчины с татуированными лицами, проколотыми носами и ушами, до времени скрывавшиеся в густой листве, выскакивали из пламени, размахивая оружием.

В воздухе свистели стрелы. Вопли людей и лязг оружия вырвали меня из оцепенения изнуряющего похода. Совет заклинал меня остаться в тылу, но я возглавил македонские части, чтобы придать моим солдатам отваги и сил. Воевать становилось все труднее. Моя армия привыкла сражаться в строю и уступала дикарям, которые появлялись из листвы деревьев, выпрыгивали из кустов, а потом исчезали в скалах. Их лучники перелетали с дерева на дерево, цепляясь за лианы и не касаясь земли. Обезьяны, натасканные этими странными существами, бросались на солдат и кусали их за лицо.

На девятый день мы спешились, а враги перестали скрываться на деревьях. Раненые сражались до последнего вздоха, сходясь в рукопашном бою. Я потерял шлем, копье и меч. Я схватил вождя дикарей, и мы покатились по земле. Он сдавил мне руками шею, и я увидел звезды на ослепительно белом небе. Я ударил его коленом, и зрение вернулось ко мне. Волосатые пальцы дикаря разжались. Я собрал последние силы, привстал и разбил ему голову камнем. Я бил по черепу, и уродливое лицо расползалось, мозг тек по моим пальцам. Глаза врага вылезли из орбит, губы приоткрылись, обнажив желтые зубы. Я ощутил зловонное дыхание смерти!

Три дня я лежал в темноте своей палатки, никого к себе не допуская. Я лежал неподвижно и повсюду видел огонь.

Меня окружало адское пламя. Желтый огонь жег мое тело. Голубой леденил кровь. Черный пожирал живьем. Я кричал, пытался убежать. Огонь был повсюду. Волны одна за другой обрушивались на меня. В сердце огня выстраивалась анфилада темных, беззвучных, ледяных коридоров. Я горел, но мне было холодно. Я бежал, у меня стучали зубы. В минуты просветления я вспоминал, что я — Александр. Но пламя смеялось, и голоса гудели:

Ты — один из нас!
Ты — один из воинов,
которых мы шлем на землю,
Чтобы жили и разрушали.

Солнце, где же солнце?

Где Аполлон, тот, кто сделает меня непобедимым? Языки огня кривлялись, дергались в исступленном танце. Голоса не умолкали:

Непобедимым?
Там ты будешь уничтожен.
И вернешься сюда.

Не хочу, — отвечал я. — Я — Александр! Я — земной царь, отпустите меня!

Но огонь цепко держал меня в своих удушающих объятиях. Голоса бормотали, что я никогда не вырвусь. Я отбивался и просил Аполлона о спасении. Внезапно луч света распорол мрак, я вцепился в него, как в лестницу, потянулся к жизни и оказался в темноте своей палатки.

Я неуверенно поднялся на ноги. Меня шатало, я падал и снова вставал. Я откинул полог. Ко мне приблизились какие-то тени. Я принял их за нечисть и отступил на шаг. Через мгновение зрение прояснилось, и я узнал Гефестиона, Кратероса, Кассандра, Багоаса. Они почтительно воскликнул и:

— Приветствуем тебя, Александр, царь Азии, желаем тебе долгой жизни!

Я очнулся под взглядами друзей. Я пришел в себя в блеске оружия.

— Принесите мне поесть! — приказал я. — Я хочу насытиться жизнью. Принесите вина! Я хочу напиться допьяна.